Как-то в холодный, дождливый день его вызвали к капитану. Когда он вошел в заляпанную грязью командирскую палатку, капиган сообщил ему, так мягко, как только мог, что его родители погибли в автомобильной катастрофе и поэтому его отправляют самолетом в Америку, чтобы он успел на похороны.

Томми был единственным ребенком в семье. Он прилетел домой только для того, чтобы увидеть, как земля приняла тела двух самых дорогих его сердцу людей.

Потом его армейским самолетом отправили обратно в Корею. Он оставался угрюмым и замкнутым до конца войны. Когда его наконец демобилизовали, он вернулся в дом, унаследованный им от родителей. Его единственным другом был парнишка, которого он знал с детства. А потом... а потом он встретил Анджелу.

Однажды вечером, обнимая на прощание Анджелу, он вдруг горько разрыдался, дав волю безудержным слезам, которые душил в себе столько лет. После этого он снова стал самим собой. Теперь он был прежним Томми Джордано, обаятельным двадцатнсемилетним парнем со славной мордашкой и обезоруживающей улыбкой.

Он открыл дверь в тот же миг, как Карелла позвонил, словно все это время стоял за дверью, ожидая звонка.

– Вот здорово, Стив, – обрадовался он. – Как я рад, что ты пришел.

Заходи. Хочешь выпить чего-нибудь?

– В девять утра? – спросил Карелла.

– А что, только девять? Фу-ты, я, наверное, вытащил тебя из постели. Извини, Стив. Я бы не хотел доставлять тебе хлопоты, да вот пришлось... Повезло тебе с родственничком.

– Зачем ты звонил, Томми?

– Садись, Стив. Будешь кофе? Ты завтракал?

– Ну что ж, кофе могу выпить.

– Отлично. Я приготовлю тосты. Знаешь, мне чертовски жаль, что я тебя разбудил. Сам провертелся всю ночь с боку на бок, и, по-моему, до меня просто не дошли, что еще так рано. Черт подери, все эти женитьбы – гиблое дело. По мне так, клянусь Богом, лучше минометный обстрел.

– Ты звонил, чтобы сказать это?

– Нет. Тут другое дело. По правде говоря, Стив, мне что-то тревожно. Не за себя, а за Анджелу. Я хочу сказать, что не могу понять, в чем тут дело.

– Какое дело?

– Ну, я тебе начал говорить... Слушай, давай пройдем в кухню, чтобы я мог приготовить кофе. Ты не против?

– Разумеется.

Они прошли в кухню. Карелла сел за стол и закурил сигарету. Томми засыпал порцию кофе в кофейник.

– Я не мог уснуть всю ночь, – начал Томми. – Все думал о нашем медовом месяце, как мы останемся одни. Что, черт возьми, я делаю, Стив? Я хочу сказать, я знаю, что она твоя сестра и все такое, но что же я делаю? Как я начинаю? Я люблю эту девушку. И понимаешь, я не хочу причинить ей неприятности или что-нибудь в этом роде.

– Ты и не причинишь. Просто расслабься, Томми. Просто помни о том, что ты любишь ее, что ты женишься на ней и что вы будете вместе до конца жизни.

– Черт, сказать тебе правду, Стив, меня это даже пугает.

– А ты не поддавайся. – Карелла помолчал. – У Адама и Евы не было никаких письменных инструкций, Томми. И как видишь, они без них обошлись.

– Ну да, хотелось бы надеяться. Конечно, я надеюсь, что так и будет. Но просто я не знаю, как, черт возьми, ей объяснить, что я чувствую. – Его лицо исказилось от боли, и Карелле на какой-то миг стало смешно.

– Может быть, тебе и не придется ничего объяснять, – сказал он. – Может, она сама обо всем догадается.

– Господи, хоть бы так оно и было. – Томми поставил кофе на плиту и затем вложил два ломтика хлеба в тостер. – В общем, спасибо, Стив, но я тебя позвал не за этим. Тут есть еще одно дело.

– Какое?

– Я говорил тебе, что не мог уснуть всю ночь. Ну, встал, думаю, несколько рановато и пошел забрать молоко. Его оставляют прямо у дверей. Вначале, когда я вернулся из армии, я сам ходил за ним в магазин каждое утро, но теперь мне его доставляют на дом. Это немножко дороже, но...

– Короче, Томми.

– Ага. Ну, я наклонился за молоком и тут заметил коробочку. Она лежала прямо у двери. Маленькая. Совсем крошечная. Вроде таких, в которых присылают кольца, понимаешь? Ну, я поднял ее и увидел записку.

– Что говорилось в записке? – спросил Карелла.

– Я покажу ее тебе. Я занес молоко и пошел с коробочкой в спальню. Она была очень красиво упакована, Стив: шикарная бумага, большой бант, и в бант вставлена записка. Я понятия не имел, кто мог прислать ее. Я подумал, может, это шутка. Ну, кто-нибудь из ребят, понимаешь?

– Ты открыл ее?

– Да.

– Что в ней было?

– Сейчас сам увидишь, Стив.

Томми прошел куда-то в глубину дома. Издалека до Кареллы донесся звук выдвигаемого ящика.

– Вот она, – сказал Томми, вернувшись на кухню и протягивая Карелле маленькую прямоугольную карточку, на которой от руки было написано: «Для жениха!»

Карелла внимательно осмотрел ее.

– А коробка? – спросил он.

– Вот, – Томми протянул ему небольшую коробочку.

Карелла осторожно приоткрыл ее и тут же с отвращением захлопнул.

В углу коробки, сжавшись, сидел черный, так называемый вдовий, паук.

Глава 2

С тем же брезгливым отвращением, которое возникло на его лице при виде паука, Карелла торопливо поставил коробку на кухонный стол подальше от себя.

– Да, – произнес Томми, – Вот то же самое и я почувствовал, когда его увидел.

– Ты мог хотя бы предупредить меня, что в коробке, – укоризненно сказал Карелла, начиная думать, что у его будущего зятя обнаруживаются садистские наклонности.

Он всю жизнь терпеть не мог пауков. Во время войны, когда его часть размещалась на одном из тихоокеанских островов, он сражался с кишевшими в джунглях паукообразными так же яростно, как с японцами.

– Так ты думаешь, что это кто-то из ребят сыграл с тобой шутку? скептически спросил Карелла.

– Я так думал, пока не открыл коробку. А теперь и не знаю, что думать. Надо иметь довольно странное чувство юмора, чтобы подарить кому-нибудь черного вдовьего паука. Господи Боже мой, да любого паука!

– Ну, где твой кофе?

– Сейчас будет.

– Теперь мне действительно не обойтись без чашки кофе. Пауки на меня действуют своеобразно: у меня от них пересыхает во рту и все тело начинает чесаться.

– У меня только чешется, – сказал Томми. – Когда я проходил строевую в Техасе, нам приходилось каждое утро вытряхивать ботинки, перед тем как надеть их, чтобы убедиться, что в них не заползла какая-нибудь нечисть.

– Перестань! – взмолился Карелла.

– Ага, у тебя от этого мурашки, да?

– У тебя есть кто-нибудь из друзей с... необычным чувством юмора?

Он с трудом проглотил комок в горле. Казалось, во рту у него совсем нет слюны.

– Ну, знаю кое-кого со бзиком, – сказал Томми, – но тебе не кажется, что это немножко не в ту степь? Я имею в виду, что это слегка перебор.

– Перебор, – задумчиво произнес Карелла. – Как там кофе?

– Еще минуту.

– Конечно, это может оказаться шуткой, кто знает, – продолжал Карелла. – Такой диковатой свадебной шуткой. В конце концов, паук – это классический символ.

– Чего?

– Влагалища, – сказал Карелла.

Томми покраснел. Пунцовая краска, начиная от шеи, быстро разлилась по его лицу. Если бы Карелла не видел этого собственными глазами, он бы ни за что не поверил, что взрослый мужчина может так краснеть. Он попытался сгладить неловкость.

– А может быть, это убогий каламбур по поводу женитьбы вообще. Ну, ты понимаешь. Считается, что черная паучиха съедает своего супруга.

Томми снова покраснел, и Карелла понял, что с новоиспеченным женихом трудно найти безопасную тему для разговора. Кроме того, у него чесалось тело. И в горле все пересохло. И никакому будущему зятю никто, черт возьми, не давал права приставать к человеку с пауками ранним утром, особенно в воскресенье.

– Ну и конечно, – продолжал Карелла, – при желании можно сделать и еще более мрачные предположения.

– Угу, – пробормотал Томми. Он снял кофейник с плиты и разлил кофе по чашкам. – Шутки шутками, но, положим, я сунулся бы туда и эта тварь укусила меня? Ведь «черная вдова» ядовита.